СИБ3 писал(а):Источник цитаты Мама Тургенева. И вообще, это реальная история.
Джон Шемякин
Вторник, 23 мая 2017
Читаю воспоминание бывшего крепостного. Родился в голодный год. Неурожай. Помещица, в селе которой родился герой, на крестины его отпустила подарком полпуда ржаной и пуд овсяной муки. В семь лет героя определили в крепостное училище для обучения грамоте и церковному нотному пению. Помещица приезжала навещать своих учеников, своих крестников. Экзаменовала их. Придумала специальные круглые дощечки (не решился мемуарист употребить слово медаль, но написал «величиной с большую серебряную медаль, подобной той, что раздает Министерство государственных имуществ за образцовые молочные продукты»).
► Показать
Часто у меня спрашивают: Джон, а что такое нарратив? Я объясняю, что нарратив – это фраза, которая дает читателю или слушателю больше, чем он рассчитывал или хочет услышать или прочитать. Простенькая такая история про мальчика-крепостного. Родился, голод, училище с церковным пением по нотам, медаль от помещицы. Ну вроде и всё. Знаем, что мальчик, знаем, что голод, школа, медаль. И всё? Никак нет! Если рассказчик из крепостных мальчиков говорит, что медаль, которую он получил похожа на другую медаль, которую раздает Мингосумуществ за образцовые молочные продукты, мы каким-то верхним чутьём, возможно, и не осознавая этого, понимаем – сложилась у парня какая-то не очень типичная для крепостного судьба. В курсе он про медали, Министерство, образцовые молочные продукты. Т.е. вот прочли предложение, а сами сконструировали уже варианты мальчикового будущего. Сами себе отчёт в этом часто не отдаём. Дальше будем читать его воспоминания иными глазами, видеть другое в самом обыденном и поверхностном, угадывать знаки и путеводные звёзды. Написал бы автор: «раздавала медали, размер которых – чисто пайка черняшки на этапном перегоне в илимскую каторжную тюрьму для душегубов-растлителей» мы бы его дальнейший рассказ читали совсем иными глазами. «Я родился в нищем селе и с детства бродил по лугу, густоте и запущенности которого могла бы позавидовать шевелюра Людвига ван Бетховена при исполнении им 9 симфонии в зале Берлинской консерватории дождливым днём 17 октября 1822 года». Видите? У нас уже биография мальчика в руках полная. А мы этого часто не замечаем, нам важнее сюжет, кого мальчик встретит на углу и сколько ему всыпят горячих? А герой нам уже в самом начале всё сказал.
Поэтому я уверен, что «Анну Каренину» в первый раз читали совсем иные глаза, нежели наши. Мы же знаем, как Анна погибнет и от чего она погибнет мы тоже, в принципе, догадываемся. И всё в её поступках, движениях, мыслях и словах кажется нам роковым и обрекающим. Первые читатели про поезд не знали, смотрели на Анну и её решения несколько иначе. Без обреченного знания исхода. С большим любопытством, без азарта наблюдения за кормлением зверей рока. Знание исхода – дань, которую человечество платит культурной среде, в которой обитает, за огромное количество плюсов, этой средой выдаваемых
Так вернёмся к мальчику-то. Пошёл, как и все мальчики деревни, в училище. Грамота, церковь, медаль. На медали были порядковые номера по успеваемости. Героя нашего под номером один барыня решила лично проэкзаменовать. Барыня была образованная. Результатом своего педагогического эксперимента оказалась довольной. Показывала мальчика все иностранным гувернёрам своих детей, говорила, что и русские русских могу обучать не хуже, а то и лучше наёмных французов.
Выдала мальчику гостинец, который потом стал стандартом для всех отличников её школы: 50 коп. серебром, белых булок и "фунтовую коробку французского печенья". За этот гостинец и ласку мальчик был обязан в церкви без предупреждения подходить к барыне и целовать ей ручку. После чего шёл в господский дом и получал очередной пакет с булками и печеньем. Расписывался в специальной книжке, ставил дату. Барыня была русской, но ценила строжайший порядок. Когда барыня со своими "фрейлинами" лично собирали ягоды для варенья ( у барыни было 5000 душ крепостных и около миллиона рублей в банках, не считая ста тысяч десятин чернозёма), она заезжала к мальчику и "засыпала его подарками и ягодами".
Один из господских домов своих барыня решила украсить регулярной рощей по английскому образцу. Деревья выкапывались из земли и с корнями по сто пятьдесят пудов перевозились на место "их нынешнего процветающего благополучия". Всё барыне было по силам. Был при усадьбе сад фруктовый и липовый парк ещё и сосновые аллеи.
Завела "дом для приюта" бедных и немощных. В одном отделении под вывеской "Дающего рука да не оскудевает" проживали нищие дворянки. В другом отделении проживали "благообразные старички и старушки из простых". Вёлся специальный опять же дневник. В который вписывались результаты труда подопечных бедных и немощных. Дворянки занимались делом благородным: вязали чулки, плели кружева, вышивали шелком, варили варенья, солили и мариновали фрукты, грибы. Простые престарелые тоже без дела не посиживали. Вывозили продукцию из дома для приюта возами.
Рядом с приютом была картинная галерея со свободным доступом всем. У крестьянской молодёжи была игра - со свечой пробежать по этой галерея, обмирая от ужаса. Живые лица на полотнах и досках! При свете свечи ещё более живые. Обмирали многие, но добегал к выходу. Барыня не препятствовала. Говорила, что так лучше запомнят. Ночь в музее - это не продукт, ввезённый нам недавно. Это наша традиция. Более креативная, кстати, чем нынешняя практика.
За галерей была бесплатная аптека. Для всех занемогших. Барыня много ездила в Европу. Любила Германию. Рецепты проверяла, за ходом лечения наблюдала, велись записи.
Барский дом стоял в окружении разнообразного сезонного цветника ( из поместья Мальборо идея), вокруг цветника был второй круг из каштанов ( Париж, Париж) Сбоку тсояли оранжереи, в которых тюльпаны, лилии, левкои, лаванда и прочее.
Третий круг вокруг дома был из дубов. Аллеи посыпались ежедневно свежим песком. Вдоль аллей стояли кустарники с мелкими розами. Чуть поодаль -больница. Больница была с отделениями: простудным, лихорадочным, горячечным, хирургическим и для "умалишенных и совершенно бешеных людей". При больнице постоянно были нанятый врач, фельдшер и вспомогательный женский персонал. Фельдшер и женский персонал были из крепостных. Через двор от больницы, обсаженный "лекарственными шалфеями и мятами" , располагались помещения для живописцев ( часть работ из картинной галереи именно их произведения). Живописцев учили в Санкт-Петербурге. Одного отправили в Италию, но он там быстро пропал. От дома к деревне вела дорога, обсаженная особо густыми ракитами. Тень. Крестьянам не надо было щуриться при подъезде к барскому дому, лошадям было прохладнее. Немцы посоветовали. На ветвях этих ракит барыня развешивала собственноручно испеченных "жаворонков" в день 9 марта (по стар.стилю) на "Сорока сороков". Пшеничные жаворонки барыни предназначались крестьянским детям. Ржаные с патокой - всем желающим. Чуть поодаль была пасека на сотни три ульев. А ещё чуть поодаль - на 1000 ульев. Сама барыня любила "мёд дикий". А пасечный шел на продажу.
Неподалёку от дома барыни стояли дома для барской дворни. Список дворни надо посмотреть, а тов вечно представляем в виде дворни или плесневелых старух, лакеев, разбитных девок или упырей с кнутами и кровавым глазом под чубом. В домах для дворни жили крепостные слесари, кузнецы, садовники, повара, сапожники, юристы, живописцы, музыканты, певцы, агрономы, землемеры, конторщики, управляющие отраслями. Все по происхождению крестьяне, все из пяти соседних деревень, все родственники и сродственники. От домов крепостной дворни к барскому дому вели аллеи "из одних махровых душистых роз". Напомню, что барыня была очень проевропейская и находилась под сильным влиянием практической философии и натуральной пользы "позитивизма" с оттенком в английский "утилитаризм". Читала журналы на эту тему. Поэтому розы с кустов использовали для изготовления розовой воды. Для этого из Парижа был выписан особый "деликатный перегонный куб парфюмерный". При парфюмерном перегонном кубе трудилось трое специалистов, один в Париже учмился ( он куб и привёз), другой ездил в Персию, третий учился варить особое мыло в Дрездене. Все они, конечно, были крепостными. Сбоку - оранжерея для дынь. Под теплицами ягодными - три гектара. Стеклили теплицы своим стеклом свои люди. Вокруг теплиц - гряды с пряными травами. Ниже по склону стоял "нижний фруктовый сад" - это для крестьян, пусть сами там, что хотят.
Дороги в имении были восточнопрусского образца - с двумя канавами по бокам. Дороги сходились к специальному двору , на которых стояли "застольные" - столовые для приехавших и обитающих, У каждого был специальный талон ( барыня читала Фурье и знакомилась с идеями другого социалиста- утописта Оуэна), Талоны были нескольких видов: для приехавших недворян, для приехавших без цели, для приехавших служивых по казенной надобности, для чистой прислуги, для "дворовых одиноких работников", "для крестьян" и для "странников". Талоны были разноцветные, печатались в своей же типографии. Печатник при ней был. Правда, не свой, не родной, куплен в Курской губернии. Над обедающими звонил бельгийский колокольный аппарат, играл приятную музыку. По праздникам мерно били в двухпудовый простой колокол, установленный тут же. Нал колоколом был установлен английский флюгер, который указывал, понятно, направление ветра, а кроме того ещё и имел на себе барометр.
Хозяйство при имении было образцовым. Барыня умела редкий дар извлекать полезное из всего. Поля, леса, луга, огороды, сады, пасеки, мясное и молочное производства, налаженные голландцами. Сыры, сливки, солонина, ветчина. Фабрика по выделке полувальных ремней, сбруи, обуви: козловый, опойковый и выростковый товар на сапоги, подошвы для армии. Птичник снабжал пухом, шедшим на экспорт. Конный завод, который специализировался на орловских рысистых. На полях работали крепостные тоже.На молотильных машинах завода Бутеноп " с зубчатыми приёмными цилиндрами". Кроме молотилок барыня закупила австрийские паровые веялки Дриззе. Выстроили восемь элеваторов с американской системой вентилирования ( фирма "Браззер Крэйг") Паровая мельница была ( "Кёльнтриуф") Работала прессовая французская маслодавильня ( с отделениями: конопляное масло, масло ореховое, маковое и подсолнечное). Запустила барыня ткацкую мануфактуру при имении: на своем сырье гнали на мануфактуре от тонкой "тальки" до "хлопковой ваты" ( хлопок имитировали). Шли полотна "мешковая" и "дерюжная" потоком.
Заботилась барыня о здоровом питании: специально собирала "зеленую рожь, зеленую пшеницу, зеленый ячмень". В восковой спелости. Просушивала её, вызревала в специальной сушильне, дробила грубо и заливала молоком на завтрак себе и детям. Это за полвека до Джона Келлога с его хлопьями и прочими полезными опилками.
В голод 1840-1841 года, когда цена на рожь доходила до 10 рублей за четверть (примерно 200 кг), барыня раздавала свой хлеб крестьянам и на новый посев выделили зерно. Они же крепостные. Её. Подданные её страны. Она и флаг повесила со своим гербом над главной резиденцией своей. Когда барыня была не в духе, флаг приспускали. Это считали удобной деликатностью.
Конечно, со странностями была барыня. Была жестокой иногда. Была иногда капризной. Я сейчас не про это. Она для крестьянских детей построила парк развлечений, чтобы не бились по оврагам и не топли в прудах: качели, карусели, гигантские шаги, розыгрыши призов (пряники, ленты, бусы, леденцы).
Когда барыня умирала при ней был очень близкий ей человек. Доктор.
- Есть ли надежда на жизнь?
- Никакой!
- Спасибо за правду...
Протянула руку для поцелуя, отвернулась и умерла.
Когда Варвара Петровна Тургенева скончалась, ей наследовали два её сына: Николай Сергеевич и Иван Сергеевич Тургеневы. Ходили слухи, что в завещании было сказано: "Всем крестьянам объявляю свободу на правах государственных крестьян..." Но огласили завещание другое.
Иван Сергеевич (сентиментально занятый душой и литературой) и Николай Сергеевич (не занятый, как кажется, ничем) немедленно вернули в имении Спасское-Лутовиново барщину. Были заброшены "Наряд ежедневных работ" и "Руководства по аптекарскому отделу". Как и десяток подобных инструкций. Уволили всех наемных специалистов. Вырубили там, заровняли здесь. Крестьян погнали в поля на
барщинные отработки.
Через пять лет не осталось ничего. Крестьяне любили Ивана Сергеевича. Он был человеком очень хорошим. Это правда. Очень и очень хорошим. Его крестьяне так и называли "добрый барин". Ещё они его называли "слепой". Он на охоты свои за рассказами ходил с собаками по молодому овсу, а это ведь грех-то какой! Слепой значит. не может зрячий по восковому овсу с собакой ходить. Вернувшись с очередной гениальной охоты, Иван Сергеевич пообещал дать вольную Ивану Козлову. Чтобы в город уехал. Через два месяца Ивана Козлова отдадут в рекруты и он помрёт от холеры на Кавказе.
Маму свою Иван Сергеевич (человек хороший и вольный от крепостного безумия) описал в рассказе "Муму".
А про Ивана Козлова не написал отчего-то ничего. Как не написал про судьбы всех этих юристов, агрономов, аптекарей, ткачей и наладчиков машин, которых вышибли из их академгородка и бросили полубар-полухолопов на жнивьё. Дольше всех продержался двухпудовый колокол. Он упал на барометр, но уцелел среди разоренного двора. Наверняка, барометр что-то успел звякнуть колоколу, что-то про "великая сушь...би квайет, кэп, грейт дэй", но колокол английский не понимал .
Человек создает вокруг себя добро не по своему желанию, а просто живя так, как может.
Поэтому я уверен, что «Анну Каренину» в первый раз читали совсем иные глаза, нежели наши. Мы же знаем, как Анна погибнет и от чего она погибнет мы тоже, в принципе, догадываемся. И всё в её поступках, движениях, мыслях и словах кажется нам роковым и обрекающим. Первые читатели про поезд не знали, смотрели на Анну и её решения несколько иначе. Без обреченного знания исхода. С большим любопытством, без азарта наблюдения за кормлением зверей рока. Знание исхода – дань, которую человечество платит культурной среде, в которой обитает, за огромное количество плюсов, этой средой выдаваемых
Так вернёмся к мальчику-то. Пошёл, как и все мальчики деревни, в училище. Грамота, церковь, медаль. На медали были порядковые номера по успеваемости. Героя нашего под номером один барыня решила лично проэкзаменовать. Барыня была образованная. Результатом своего педагогического эксперимента оказалась довольной. Показывала мальчика все иностранным гувернёрам своих детей, говорила, что и русские русских могу обучать не хуже, а то и лучше наёмных французов.
Выдала мальчику гостинец, который потом стал стандартом для всех отличников её школы: 50 коп. серебром, белых булок и "фунтовую коробку французского печенья". За этот гостинец и ласку мальчик был обязан в церкви без предупреждения подходить к барыне и целовать ей ручку. После чего шёл в господский дом и получал очередной пакет с булками и печеньем. Расписывался в специальной книжке, ставил дату. Барыня была русской, но ценила строжайший порядок. Когда барыня со своими "фрейлинами" лично собирали ягоды для варенья ( у барыни было 5000 душ крепостных и около миллиона рублей в банках, не считая ста тысяч десятин чернозёма), она заезжала к мальчику и "засыпала его подарками и ягодами".
Один из господских домов своих барыня решила украсить регулярной рощей по английскому образцу. Деревья выкапывались из земли и с корнями по сто пятьдесят пудов перевозились на место "их нынешнего процветающего благополучия". Всё барыне было по силам. Был при усадьбе сад фруктовый и липовый парк ещё и сосновые аллеи.
Завела "дом для приюта" бедных и немощных. В одном отделении под вывеской "Дающего рука да не оскудевает" проживали нищие дворянки. В другом отделении проживали "благообразные старички и старушки из простых". Вёлся специальный опять же дневник. В который вписывались результаты труда подопечных бедных и немощных. Дворянки занимались делом благородным: вязали чулки, плели кружева, вышивали шелком, варили варенья, солили и мариновали фрукты, грибы. Простые престарелые тоже без дела не посиживали. Вывозили продукцию из дома для приюта возами.
Рядом с приютом была картинная галерея со свободным доступом всем. У крестьянской молодёжи была игра - со свечой пробежать по этой галерея, обмирая от ужаса. Живые лица на полотнах и досках! При свете свечи ещё более живые. Обмирали многие, но добегал к выходу. Барыня не препятствовала. Говорила, что так лучше запомнят. Ночь в музее - это не продукт, ввезённый нам недавно. Это наша традиция. Более креативная, кстати, чем нынешняя практика.
За галерей была бесплатная аптека. Для всех занемогших. Барыня много ездила в Европу. Любила Германию. Рецепты проверяла, за ходом лечения наблюдала, велись записи.
Барский дом стоял в окружении разнообразного сезонного цветника ( из поместья Мальборо идея), вокруг цветника был второй круг из каштанов ( Париж, Париж) Сбоку тсояли оранжереи, в которых тюльпаны, лилии, левкои, лаванда и прочее.
Третий круг вокруг дома был из дубов. Аллеи посыпались ежедневно свежим песком. Вдоль аллей стояли кустарники с мелкими розами. Чуть поодаль -больница. Больница была с отделениями: простудным, лихорадочным, горячечным, хирургическим и для "умалишенных и совершенно бешеных людей". При больнице постоянно были нанятый врач, фельдшер и вспомогательный женский персонал. Фельдшер и женский персонал были из крепостных. Через двор от больницы, обсаженный "лекарственными шалфеями и мятами" , располагались помещения для живописцев ( часть работ из картинной галереи именно их произведения). Живописцев учили в Санкт-Петербурге. Одного отправили в Италию, но он там быстро пропал. От дома к деревне вела дорога, обсаженная особо густыми ракитами. Тень. Крестьянам не надо было щуриться при подъезде к барскому дому, лошадям было прохладнее. Немцы посоветовали. На ветвях этих ракит барыня развешивала собственноручно испеченных "жаворонков" в день 9 марта (по стар.стилю) на "Сорока сороков". Пшеничные жаворонки барыни предназначались крестьянским детям. Ржаные с патокой - всем желающим. Чуть поодаль была пасека на сотни три ульев. А ещё чуть поодаль - на 1000 ульев. Сама барыня любила "мёд дикий". А пасечный шел на продажу.
Неподалёку от дома барыни стояли дома для барской дворни. Список дворни надо посмотреть, а тов вечно представляем в виде дворни или плесневелых старух, лакеев, разбитных девок или упырей с кнутами и кровавым глазом под чубом. В домах для дворни жили крепостные слесари, кузнецы, садовники, повара, сапожники, юристы, живописцы, музыканты, певцы, агрономы, землемеры, конторщики, управляющие отраслями. Все по происхождению крестьяне, все из пяти соседних деревень, все родственники и сродственники. От домов крепостной дворни к барскому дому вели аллеи "из одних махровых душистых роз". Напомню, что барыня была очень проевропейская и находилась под сильным влиянием практической философии и натуральной пользы "позитивизма" с оттенком в английский "утилитаризм". Читала журналы на эту тему. Поэтому розы с кустов использовали для изготовления розовой воды. Для этого из Парижа был выписан особый "деликатный перегонный куб парфюмерный". При парфюмерном перегонном кубе трудилось трое специалистов, один в Париже учмился ( он куб и привёз), другой ездил в Персию, третий учился варить особое мыло в Дрездене. Все они, конечно, были крепостными. Сбоку - оранжерея для дынь. Под теплицами ягодными - три гектара. Стеклили теплицы своим стеклом свои люди. Вокруг теплиц - гряды с пряными травами. Ниже по склону стоял "нижний фруктовый сад" - это для крестьян, пусть сами там, что хотят.
Дороги в имении были восточнопрусского образца - с двумя канавами по бокам. Дороги сходились к специальному двору , на которых стояли "застольные" - столовые для приехавших и обитающих, У каждого был специальный талон ( барыня читала Фурье и знакомилась с идеями другого социалиста- утописта Оуэна), Талоны были нескольких видов: для приехавших недворян, для приехавших без цели, для приехавших служивых по казенной надобности, для чистой прислуги, для "дворовых одиноких работников", "для крестьян" и для "странников". Талоны были разноцветные, печатались в своей же типографии. Печатник при ней был. Правда, не свой, не родной, куплен в Курской губернии. Над обедающими звонил бельгийский колокольный аппарат, играл приятную музыку. По праздникам мерно били в двухпудовый простой колокол, установленный тут же. Нал колоколом был установлен английский флюгер, который указывал, понятно, направление ветра, а кроме того ещё и имел на себе барометр.
Хозяйство при имении было образцовым. Барыня умела редкий дар извлекать полезное из всего. Поля, леса, луга, огороды, сады, пасеки, мясное и молочное производства, налаженные голландцами. Сыры, сливки, солонина, ветчина. Фабрика по выделке полувальных ремней, сбруи, обуви: козловый, опойковый и выростковый товар на сапоги, подошвы для армии. Птичник снабжал пухом, шедшим на экспорт. Конный завод, который специализировался на орловских рысистых. На полях работали крепостные тоже.На молотильных машинах завода Бутеноп " с зубчатыми приёмными цилиндрами". Кроме молотилок барыня закупила австрийские паровые веялки Дриззе. Выстроили восемь элеваторов с американской системой вентилирования ( фирма "Браззер Крэйг") Паровая мельница была ( "Кёльнтриуф") Работала прессовая французская маслодавильня ( с отделениями: конопляное масло, масло ореховое, маковое и подсолнечное). Запустила барыня ткацкую мануфактуру при имении: на своем сырье гнали на мануфактуре от тонкой "тальки" до "хлопковой ваты" ( хлопок имитировали). Шли полотна "мешковая" и "дерюжная" потоком.
Заботилась барыня о здоровом питании: специально собирала "зеленую рожь, зеленую пшеницу, зеленый ячмень". В восковой спелости. Просушивала её, вызревала в специальной сушильне, дробила грубо и заливала молоком на завтрак себе и детям. Это за полвека до Джона Келлога с его хлопьями и прочими полезными опилками.
В голод 1840-1841 года, когда цена на рожь доходила до 10 рублей за четверть (примерно 200 кг), барыня раздавала свой хлеб крестьянам и на новый посев выделили зерно. Они же крепостные. Её. Подданные её страны. Она и флаг повесила со своим гербом над главной резиденцией своей. Когда барыня была не в духе, флаг приспускали. Это считали удобной деликатностью.
Конечно, со странностями была барыня. Была жестокой иногда. Была иногда капризной. Я сейчас не про это. Она для крестьянских детей построила парк развлечений, чтобы не бились по оврагам и не топли в прудах: качели, карусели, гигантские шаги, розыгрыши призов (пряники, ленты, бусы, леденцы).
Когда барыня умирала при ней был очень близкий ей человек. Доктор.
- Есть ли надежда на жизнь?
- Никакой!
- Спасибо за правду...
Протянула руку для поцелуя, отвернулась и умерла.
Когда Варвара Петровна Тургенева скончалась, ей наследовали два её сына: Николай Сергеевич и Иван Сергеевич Тургеневы. Ходили слухи, что в завещании было сказано: "Всем крестьянам объявляю свободу на правах государственных крестьян..." Но огласили завещание другое.
Иван Сергеевич (сентиментально занятый душой и литературой) и Николай Сергеевич (не занятый, как кажется, ничем) немедленно вернули в имении Спасское-Лутовиново барщину. Были заброшены "Наряд ежедневных работ" и "Руководства по аптекарскому отделу". Как и десяток подобных инструкций. Уволили всех наемных специалистов. Вырубили там, заровняли здесь. Крестьян погнали в поля на
барщинные отработки.
Через пять лет не осталось ничего. Крестьяне любили Ивана Сергеевича. Он был человеком очень хорошим. Это правда. Очень и очень хорошим. Его крестьяне так и называли "добрый барин". Ещё они его называли "слепой". Он на охоты свои за рассказами ходил с собаками по молодому овсу, а это ведь грех-то какой! Слепой значит. не может зрячий по восковому овсу с собакой ходить. Вернувшись с очередной гениальной охоты, Иван Сергеевич пообещал дать вольную Ивану Козлову. Чтобы в город уехал. Через два месяца Ивана Козлова отдадут в рекруты и он помрёт от холеры на Кавказе.
Маму свою Иван Сергеевич (человек хороший и вольный от крепостного безумия) описал в рассказе "Муму".
А про Ивана Козлова не написал отчего-то ничего. Как не написал про судьбы всех этих юристов, агрономов, аптекарей, ткачей и наладчиков машин, которых вышибли из их академгородка и бросили полубар-полухолопов на жнивьё. Дольше всех продержался двухпудовый колокол. Он упал на барометр, но уцелел среди разоренного двора. Наверняка, барометр что-то успел звякнуть колоколу, что-то про "великая сушь...би квайет, кэп, грейт дэй", но колокол английский не понимал .
Человек создает вокруг себя добро не по своему желанию, а просто живя так, как может.