На экраны кинотеатров СССР «Кавказская пленница» вышла
3 апреля 1967 года
Съёмки проходили в 1966 году в павильонах «Мосфильма», а также в Крыму — на базе Ялтинской киностудии, на Кавказе — в районе Красной Поляны и в Абхазии — в долине озера Рица.
Фамилия героя, сыгранного Владимиром Этушем, в авторской редакции звучала как Охохов (по другой версии — Ахохов). Однако перед съёмками выяснилось, что в министерстве культуры работает сотрудник с такой же фамилией. Когда она была заменена на «Саахов», обнаружилось, что среди чиновников «Мосфильма» есть некий Сааков. Поиски «политкорректной» фамилии завершились в кабинете главы Министерства культуры СССР Екатерины Фурцевой, которая, по словам Якова Костюковского, потребовала прекратить выбор вариантов: «А если бы его назвали Ивановым? У нас в Минкульте — 180 Ивановых! И что теперь? Дурака нельзя называть Ивановым? Оставить как есть!».
При сдаче сценария определённые вопросы у членов редколлегии вызвала реплика, произносимая родственником Нины — дядей Джабраилом: «Между прочим, в соседнем районе жених украл члена партии». Фразу удалось сохранить; правда, в картине её воспроизвёл другой персонаж — Балбес.
В то же время, согласно информации, фигурирующей в ряде изданий, создатели картины не сумели отстоять заставку, в которой Трус выводит на заборе букву «Х», Бывалый — букву «У», а Балбес под звуки милицейского свистка дописывает «…дожественный фильм». Руководство киностудии сочло, что придуманный соавторами зачин содержит провокационный посыл.
Для начальной сцены фильма были задействованы три осла. Для того, чтобы животное то останавливалось, то (в присутствии Нины) вновь начинало шагать по шоссе, создатели картины периодически меняли вес возложенного на него груза. При утяжелении торбы осёл прекращал двигаться. Автомобиль, на котором перемещалась троица, принадлежал Юрию Никулину. Этот кабриолет (Adler Trumpf Junior), выпускавшийся в Германии в 1930-х годах, запечатлён на памятнике Никулину возле цирка на Цветном бульваре. Грузовой автомобиль (которым управлял шофёр Эдик) был создан на базе довоенного шасси с кустарно изготовленным кузовом, напоминающим санитарный автомобиль ГАЗ-55.
Большинство трюков, включённых в картину, было изначально прописано в сценарии. В то же время часть гэгов и фокусов появилась, вероятно, благодаря импровизациям артистов.
Актёрской импровизацией является, к примеру, фраза, сказанная героем Вицина: «Чей туфля? А, моё. Спасибо». Отсутствует в сценарии и реплика товарища Саахова, собирающегося войти в комнату, где удерживали Нину: «Шляпу сними». В число комедийных приёмов, появившихся непосредственно во время съёмок, входит трюк с рукой Балбеса, чешущей пятку. По признанию Юрия Никулина, в этой сцене его невидимым «ассистентом» был находившийся под одеялом лилипут.
С подачи Юрия Владимировича в картине появился цирковой супершприц, втыкавшийся в тело Бывалого в эпизоде с прививками от ящура. Непосредственным местом «укола» была подушка, спрятанная в ногах Евгения Моргунова. Идею оставить качающийся шприц в теле героя выдвинул Вицин, а воплотил Никулин, который, находясь за ложем «жертв прививки», ритмично наклонял медицинский инструмент из стороны в сторону.
Достаточно много трюков было исполнено Натальей Варлей. Она водила две машины (обучение проходило с инструктором во время съёмочного процесса), спускалась на тросе со скалы, ныряла в реку, выбрасывалась из окна (на самом деле осуществляла прыжок на тонкой верёвке со съёмочного крана).
В одном из эпизодов её героиня Нина даёт Шурику «задание повышенной сложности»: «Упакуйтесь в спальный мешок!» Сцена была тщательно продумана: артиста, катящегося в «коконе» к обрыву, внизу подхватывали помощники режиссёра. Затем — при неработающей камере — они аккуратно помещали Александра Демьяненко в реку, после чего вновь звучала команда «Мотор!». Однако во время одного из дублей из-за ошибки «страховщиков» актёр оказался в горном потоке. Камеры в этот момент были включены, и кадры с неконтролируемо движущимся по течению Шуриком вошли в картину.
Эпизод, в котором Нина прыгает в горную реку и спасает героя, Гайдай планировал снять с помощью дублёров: по мнению режиссёра, сцена была весьма рискованной. Вначале был привлечён некий молодой человек, однако его участие в съёмках отклонил оператор Константин Бровин, заметивший, что на крупном плане видна подмена. Точно так же пришлось отказаться от услуг девушки из группы наблюдателей, представившейся мастером спорта по прыжкам в воду. После того, как одетая в костюм Нины дублёрша упала «мешком» в воду и едва не утонула, Гайдай вернулся к кандидатуре Натальи Варлей.
…не могу сказать, что плавание в ледяной речке с не очень тёплым названием Мзымта доставило такое уж удовольствие!.. Река брала начало в ледниках Кавказских гор. Температура в ней была, наверное, градусов 5-6… Дублей много: прыжки, потом само «спасение», потом ещё нас поливали водой из Мзымты (когда мы с Шуриком сидим, стучим зубами от холода, надо сказать, стучали мы практически по-настоящему)[66].
— Наталья Варлей
16 ноября 1966 года на киностудии «Мосфильм» состоялось заседание худсовета; в повестке дня значилось обсуждение комедии «Кавказская пленница».
Худсовет, изложив в письменном заключении ряд замечаний, отказался принять «Кавказскую пленницу». Претензии были связаны с экранным воплощением товарища Саахова, в образе которого присутствуют «неожиданные и ненужные акценты»; сценой суда, «не несущей никаких смысловых и сюжетных нагрузок»; операторской работой (речь шла в первую очередь о крупных планах, снятых «небрежно и невыразительно»); музыкой, не имеющей «признаков жанра», а также «голосом Нины», которому, по мнению членов худсовета, недоставало «лёгкого кавказского акцента». Сам Гайдай, признав, что фильм монтировался фактически в условиях цейтнота и потому нуждался в некоторой доработке («Режиссёру очень мало времени даётся на монтаж»), в то же время отметил, что «троица не раздражает», сцена суда «стилево решена верно», а «над музыкой будем думать».
Согласно воспоминаниям Якова Костюковского, во время приёмки картины в Госкино «атмосфера создалась не обещающая ничего хорошего», а некий «большой начальник» сообщил создателям ленты, что «эта антисоветчина» выйдет на экраны только «через его труп». Через три дня, 26 декабря, чиновники от кинематографа должны были вынести окончательный вердикт. Однако, вопреки ожиданиям, комедия Гайдая не только была принята, но и получила высшую категорию. Позже выяснилось, что во время выходных Леонид Брежнев попросил показать ему «что-нибудь новенькое». Помощники генерального секретаря принесли в просмотровый зал «Кавказскую пленницу». Брежневу картина понравилась — он даже поблагодарил руководителя Госкино и всю съёмочную группу за качественную работу.
Автором текстов к песням был Леонид Дербенёв. Из-за претензий худсовета ему пришлось переписывать отдельные строфы. К примеру, первый вариант песни, исполняемой Ниной, звучал так: «Где-то на белой льдине, / Там, где всегда мороз, / Чешут медведи спины / О земную ось». Строки вызвали у проверяющих неэстетичные ассоциации с блохами и вшами. После переработки появился новый вариант, в котором «трутся спиной медведи / О земную ось». Песня «Если б я был султан…» изначально не понравилась Ивану Пырьеву, который счёл, что она «тормозит действие». Позже настроение кинодеятеля изменилось, но по воле цензуры из произведения, исполняемого Балбесом на даче Саахова, периодически то вырезали, то восстанавливали куплет: «Если каждая жена / Мне нальёт по сто, / Итого триста грамм, / Это кое-что! / Но когда на бровях / Я вернусь домой, / Мне скандал предстоит / С каждою женой!». Несмотря на то, что в первую редакцию фильма этот куплет не вошёл, его текст был знако́м зрителям: полный вариант эпизода с песней, исполняемой Юрием Никулиным, был показан в новогоднем выпуске телепередачи «Голубой огонёк» в конце 1966 года.
При жизни Гайдая в кинематографической среде существовало стереотипное мнение, что эксцентрические комедии режиссёра, представляющие собой исключительно набор трюков и гэгов, рассчитаны на «невзыскательную публику»; в «снобистской московской <…> аудитории» фильмы Леонида Иовича порой расценивались как произведения «низкого жанра», картины-однодневки. Их успех в прокате воспринимался как «потакание обывательским интересам». Сам Гайдай, по свидетельству Александра Зацепина, не рассчитывал на долгую жизнь своих картин — в беседе с композитором режиссёр однажды признался: «К 2000 году дети наши уже вырастут, а внукам всё это будет неинтересно. Они ведь ничего этого не будут знать».
забыл, про грету-маньячку
