Илья Репин. Манифестация 17 октября 1905 года
Под спойлепром рецензия Василия Розанова мож кому интересно, Гвоздику, поди, уж точно.
► Показать
17 (30) октября 1905 г. был опубликован манифест НИКОЛАЯ II «Об усовершенствовании государственного порядка», который декларировал дарование гражданам России политических свобод.
Василий РОЗАНОВ «О картине И.Е. Репина «17-е октября» (при оценке взглядов Розанова следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления):
«Жидовство, сумасшествие, энтузиазм и святая чистота русских мальчиков и девочек – вот что сплело нашу революцию, понёсшую красные знамёна по Невскому на другой день по объявлении манифеста 17 октября – так комментирует дело И.Е. РЕПИН в выставленной им большой картине «17 октября 1905 года» на XIII передвижной выставке. Картину эту хочется назвать лебединою и вместе завещательною песнью великого художника... Поистине великого... После всех споров, какие о нём велись, после бешеных усилий сорвать с него венок этот эпитет особенно шепчется, усиленно шепчется.
Сколько понимания, сколько верности! Конечно, все жившие в 1905-1906 годах в Петербурге скажут о картине: «Это – так! Это – верно!» Несут на плечах маньяка, с сумасшедшим выражением лица и потерявшего шапку. «До шапки ли тут, когда конституция». Лицо его не ясно в мысли, как именно у сумасшедшего, и видны только «глаза в одну точку» и расклокоченная борода. Это «назарей» революции, к шевелюре которого вообще никогда не притрагивались ножницы, бритва, гребёнка и щётка. Умственная роль его небольшая: самого его несут на плечах, и он в свою очередь высоко держит над толпою «венок победы». Таким образом маньяк, как ему и следовало, вышел в простую деревянную подставку для плаката. Впереди всей процессии два гимназиста, и один не старше IV или V класса, но и другой, старший, ближайший к зрителю, тоже не VIII класса, а класса VI или VII. Кто видал массы гимназистов, не ошибется, взглянув на лицо, к которому классу относится «питомец школы». Два эти гимназиста и стоящий позади шестиклассника студент в фуражке, положивший ему руки на плечи, – «инструктор» пения и идей – какая это опера!! Боже, до чего все это – так!!
«Так было! Так мы всё видели!»
В первой же линии, прямо «в рот» зрителю, орет песню курсистка II или I (никак не IV) курса, в маленькой меховой шапочке, с копной волос, вся в чёрном. Она вся «в затмении» и ничего не видит, ничего не слышит. О, она вполне самостоятельна в свои 17 лет, и ничему не вторит, никому не подражает! Великий художник так её и поставил, не связно ни с кем! Сложение её рта (открыт, поёт песню) и её глаза – да они рассказывают больше тома «Былого», они уясняют революцию лучше всяких «историй» о ней.
Девочка совсем «закружилась»... В сущности, она «закружилась» своими 17 годами, но это «закружение возраста» слилось у неё с петербургским вихрем, в который она попала из провинции, приехав сюда только 1 1/2 года назад. И она сама не понимает, от возраста ли кричит, или от революции. Ей хорошо, о, как видно, что ей хорошо, что она вполне счастлива! И, ей-ей, для счастья юных я из 12 месяцев в году отдавал бы один революции. Русская масленица. Репин, не замечая сам того, нарисовал «масленицу русской революции», карнавал её, полный безумия, цветов и блаженства.
Позади её – еврей и еврейка, муж и жена; он, наверное, приват-доцент, а она имеет первого ребенка. У еврея – тупо-сосредоточенное лицо. С первого взгляда кажется, что вот эти евреи, лица которых наиболее выписаны и «портретны», и являются «разумом» революции, всё в ней подсказали и ко всему в ней повели. Но это только при первом взгляде. Гений художника всё подсторожил и всё высмотрел. Еврей – совершенно тупой, и самая хитрость его (которая есть в лице) – тоже тупая, которая, проиграв всё «в целом», выиграла «на сегодняшний день». Несравненно хитрое и именно дальновидно-хитрое толстое военное лицо (правый край картины), почтительно приподнявшее фуражку перед «победившей» революцией... Это лицо – подозрительное, сморщенное и презирающее. Приват же доцент имеет ума не больше, чем первокурсница впереди его, но он считает, рассчитывает, «умозаключает», и в этой сухой учёной работе он так же беспредельно наивен, как и 17-летняя девочка.
Рядом с ним – еврейка, блаженная о первом своём ребенке, чуть-чуть открыла белые зубы и тоже чуть-чуть склонила сентиментально голову. Она счастлива ребенком и революцией. «Мы всего достигли». Она не говорит и не может говорить. Она не поет, как и муж её приват-доцент, сосредоточенно молчит. Впервые из картины Репина, столь разительно истинной по зарисованным лицам, я увидал, что «евреи в революции», в сущности, не ведут, а именно идут за сумасшедшими мальчиками, но подбавляют к их энтузиазму хитрую технику, ловкую конспирацию и мнимо-научную печатную литературу. В революции, как и везде, евреи не творцы. Творит, выдумывает и рвется вперед арийская кровь. Это она бурлит и крутит воду. А евреи – «починщики часов», как и везде, с мелкоскопом в глазу, и рассматривают, и компилируют подробности, какой-нибудь «8-часовой день» и «организацию» забастовки.
Такая же «без мысли» и поднявшая букет высоко кверху еврейка, лет 35, в середине толпы, в центре картины. Дальше «поднятого букета» она вообще ничего не думает. Она вся – эффект, поза и единичный выкрик. Смотрите, у левого её плеча чиновник в форме, тоже громко поющий песню «о ниспровержении правительства». Он начитался Щедрина, он вообще много читал, – и лет 20 нёс на плечах служебную лямку «20-го числа», которую в блаженный карнавал сбросил. Но ещё лучше, в форменном пальто, чиновник лет 45, с крепко сжатыми губами и богомольно смотрящими вперед глазами! Вот лицо, полное уже мысли, веры, – лицо прекрасное, хотя тоже немножко тупое! Он всю жизнь философствовал у себя в департаменте, он читал декабристов и о декабристах, он всё ждал, «когда придёт пора»... И вот пришла вожделенная «пора», конституция, – и он внутренне молится и весь сосредоточен.
Но посмотрите, какая разница в сосредоточенности у него и у еврея приват-доцента; они оба недалеки, но у еврея недалекость соскальзывает в счёт, где он обнаруживает уже хитрость и умелость. Еврею есть дело до «сегодняшнего дня» и нет дела до России. Чиновник – русский идеалист-патриот; это тот патриот, который ждал и не дождался реформ. И теперь «17 октября» в душе «служит молебен за будущее России». Роль еврея – глупая и хитрая; роль чиновника – наивная и благородная.
И всё это «усторожил» Репин и дал прочитать в своей картине! Гений.
Позади еврея простолюдин-революционер, «распропагандированный» на митингах не более 9 месяцев назад. Это – «быдло» революции, её пушечное мясо. Он голодал до 17 октября, но, увы, и после 17 октября будет голодать. И наконец, позади его неоформленное лицо настоящего революционера, единственное «настоящее» лицо революции во всей картине: это террорист, самоубийца, маньяк, сумасшедший. Он всё молчит, и до революции, и после революции. Молчит, молчит и потом убьёт. А почему убил – не скажет и даже едва ли знает.
В середине – благообразный старец с большой белой бородой. Это «общественный деятель», человек 60-х годов, «преданий Добролюбова» и «Современника». Лицо его – и огорчённое, и радующееся. Он 40 лет огорчался, а 17 октября возрадовался. Около него нарядная дама, его 40-летняя дочь, незамужняя, занимающаяся декадентством. В огромной шляпе и богатом пальто, с маленькими глазами и сухим ртом, она поёт «лебединую песню» своего девичества, не замечая, что всю жизнь «осуждала» не столько старый порядок, сколько прискорбную личную судьбу.
Это единственный не «масленный блин» в репинской картине.
И ещё еврей-студент, орущий во все горло (в центре, немного влево). Рот так раскрыт, что галка в него влетит. Хорош, недурненький, а какая мысль?!! Но взгляните на его металлический, внешний, холодный энтузиазм, особенно сравнив его тоже с орущими русскими студентами и гимназистами!.. Сколько в последних внутреннего тепла...
Какая картина!.. Где её видел Репин? Он собирательно всё откладывал в душе впечатления. И выразил через 6 лет накопленные (задолго и до 17 октября) «ощупывания» лиц человеческих, фигур человеческих, душ человеческих.
Да, это великий «щупальщик» существа человеческого, наш Репин. И уж кого он «пощупал» – не спрячет души своей. Его картины – и великолепная опера, и «тайное следствие» о том, что было и что есть на Руси. И по глубине и правде этого «следствия» – поистине «страшно впасть в руки Репина». Страшно для живого человека подпасть под кисть его.
Картину «17 октября» надо сопоставлять с «Мундирной Россией». Это знаменитый «Государственный Совет»... Одна другую поясняет!.. И как русская история становится понятна в этом сопоставлении!»
(1913 г.)
Василий РОЗАНОВ «О картине И.Е. Репина «17-е октября» (при оценке взглядов Розанова следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления):
«Жидовство, сумасшествие, энтузиазм и святая чистота русских мальчиков и девочек – вот что сплело нашу революцию, понёсшую красные знамёна по Невскому на другой день по объявлении манифеста 17 октября – так комментирует дело И.Е. РЕПИН в выставленной им большой картине «17 октября 1905 года» на XIII передвижной выставке. Картину эту хочется назвать лебединою и вместе завещательною песнью великого художника... Поистине великого... После всех споров, какие о нём велись, после бешеных усилий сорвать с него венок этот эпитет особенно шепчется, усиленно шепчется.
Сколько понимания, сколько верности! Конечно, все жившие в 1905-1906 годах в Петербурге скажут о картине: «Это – так! Это – верно!» Несут на плечах маньяка, с сумасшедшим выражением лица и потерявшего шапку. «До шапки ли тут, когда конституция». Лицо его не ясно в мысли, как именно у сумасшедшего, и видны только «глаза в одну точку» и расклокоченная борода. Это «назарей» революции, к шевелюре которого вообще никогда не притрагивались ножницы, бритва, гребёнка и щётка. Умственная роль его небольшая: самого его несут на плечах, и он в свою очередь высоко держит над толпою «венок победы». Таким образом маньяк, как ему и следовало, вышел в простую деревянную подставку для плаката. Впереди всей процессии два гимназиста, и один не старше IV или V класса, но и другой, старший, ближайший к зрителю, тоже не VIII класса, а класса VI или VII. Кто видал массы гимназистов, не ошибется, взглянув на лицо, к которому классу относится «питомец школы». Два эти гимназиста и стоящий позади шестиклассника студент в фуражке, положивший ему руки на плечи, – «инструктор» пения и идей – какая это опера!! Боже, до чего все это – так!!
«Так было! Так мы всё видели!»
В первой же линии, прямо «в рот» зрителю, орет песню курсистка II или I (никак не IV) курса, в маленькой меховой шапочке, с копной волос, вся в чёрном. Она вся «в затмении» и ничего не видит, ничего не слышит. О, она вполне самостоятельна в свои 17 лет, и ничему не вторит, никому не подражает! Великий художник так её и поставил, не связно ни с кем! Сложение её рта (открыт, поёт песню) и её глаза – да они рассказывают больше тома «Былого», они уясняют революцию лучше всяких «историй» о ней.
Девочка совсем «закружилась»... В сущности, она «закружилась» своими 17 годами, но это «закружение возраста» слилось у неё с петербургским вихрем, в который она попала из провинции, приехав сюда только 1 1/2 года назад. И она сама не понимает, от возраста ли кричит, или от революции. Ей хорошо, о, как видно, что ей хорошо, что она вполне счастлива! И, ей-ей, для счастья юных я из 12 месяцев в году отдавал бы один революции. Русская масленица. Репин, не замечая сам того, нарисовал «масленицу русской революции», карнавал её, полный безумия, цветов и блаженства.
Позади её – еврей и еврейка, муж и жена; он, наверное, приват-доцент, а она имеет первого ребенка. У еврея – тупо-сосредоточенное лицо. С первого взгляда кажется, что вот эти евреи, лица которых наиболее выписаны и «портретны», и являются «разумом» революции, всё в ней подсказали и ко всему в ней повели. Но это только при первом взгляде. Гений художника всё подсторожил и всё высмотрел. Еврей – совершенно тупой, и самая хитрость его (которая есть в лице) – тоже тупая, которая, проиграв всё «в целом», выиграла «на сегодняшний день». Несравненно хитрое и именно дальновидно-хитрое толстое военное лицо (правый край картины), почтительно приподнявшее фуражку перед «победившей» революцией... Это лицо – подозрительное, сморщенное и презирающее. Приват же доцент имеет ума не больше, чем первокурсница впереди его, но он считает, рассчитывает, «умозаключает», и в этой сухой учёной работе он так же беспредельно наивен, как и 17-летняя девочка.
Рядом с ним – еврейка, блаженная о первом своём ребенке, чуть-чуть открыла белые зубы и тоже чуть-чуть склонила сентиментально голову. Она счастлива ребенком и революцией. «Мы всего достигли». Она не говорит и не может говорить. Она не поет, как и муж её приват-доцент, сосредоточенно молчит. Впервые из картины Репина, столь разительно истинной по зарисованным лицам, я увидал, что «евреи в революции», в сущности, не ведут, а именно идут за сумасшедшими мальчиками, но подбавляют к их энтузиазму хитрую технику, ловкую конспирацию и мнимо-научную печатную литературу. В революции, как и везде, евреи не творцы. Творит, выдумывает и рвется вперед арийская кровь. Это она бурлит и крутит воду. А евреи – «починщики часов», как и везде, с мелкоскопом в глазу, и рассматривают, и компилируют подробности, какой-нибудь «8-часовой день» и «организацию» забастовки.
Такая же «без мысли» и поднявшая букет высоко кверху еврейка, лет 35, в середине толпы, в центре картины. Дальше «поднятого букета» она вообще ничего не думает. Она вся – эффект, поза и единичный выкрик. Смотрите, у левого её плеча чиновник в форме, тоже громко поющий песню «о ниспровержении правительства». Он начитался Щедрина, он вообще много читал, – и лет 20 нёс на плечах служебную лямку «20-го числа», которую в блаженный карнавал сбросил. Но ещё лучше, в форменном пальто, чиновник лет 45, с крепко сжатыми губами и богомольно смотрящими вперед глазами! Вот лицо, полное уже мысли, веры, – лицо прекрасное, хотя тоже немножко тупое! Он всю жизнь философствовал у себя в департаменте, он читал декабристов и о декабристах, он всё ждал, «когда придёт пора»... И вот пришла вожделенная «пора», конституция, – и он внутренне молится и весь сосредоточен.
Но посмотрите, какая разница в сосредоточенности у него и у еврея приват-доцента; они оба недалеки, но у еврея недалекость соскальзывает в счёт, где он обнаруживает уже хитрость и умелость. Еврею есть дело до «сегодняшнего дня» и нет дела до России. Чиновник – русский идеалист-патриот; это тот патриот, который ждал и не дождался реформ. И теперь «17 октября» в душе «служит молебен за будущее России». Роль еврея – глупая и хитрая; роль чиновника – наивная и благородная.
И всё это «усторожил» Репин и дал прочитать в своей картине! Гений.
Позади еврея простолюдин-революционер, «распропагандированный» на митингах не более 9 месяцев назад. Это – «быдло» революции, её пушечное мясо. Он голодал до 17 октября, но, увы, и после 17 октября будет голодать. И наконец, позади его неоформленное лицо настоящего революционера, единственное «настоящее» лицо революции во всей картине: это террорист, самоубийца, маньяк, сумасшедший. Он всё молчит, и до революции, и после революции. Молчит, молчит и потом убьёт. А почему убил – не скажет и даже едва ли знает.
В середине – благообразный старец с большой белой бородой. Это «общественный деятель», человек 60-х годов, «преданий Добролюбова» и «Современника». Лицо его – и огорчённое, и радующееся. Он 40 лет огорчался, а 17 октября возрадовался. Около него нарядная дама, его 40-летняя дочь, незамужняя, занимающаяся декадентством. В огромной шляпе и богатом пальто, с маленькими глазами и сухим ртом, она поёт «лебединую песню» своего девичества, не замечая, что всю жизнь «осуждала» не столько старый порядок, сколько прискорбную личную судьбу.
Это единственный не «масленный блин» в репинской картине.
И ещё еврей-студент, орущий во все горло (в центре, немного влево). Рот так раскрыт, что галка в него влетит. Хорош, недурненький, а какая мысль?!! Но взгляните на его металлический, внешний, холодный энтузиазм, особенно сравнив его тоже с орущими русскими студентами и гимназистами!.. Сколько в последних внутреннего тепла...
Какая картина!.. Где её видел Репин? Он собирательно всё откладывал в душе впечатления. И выразил через 6 лет накопленные (задолго и до 17 октября) «ощупывания» лиц человеческих, фигур человеческих, душ человеческих.
Да, это великий «щупальщик» существа человеческого, наш Репин. И уж кого он «пощупал» – не спрячет души своей. Его картины – и великолепная опера, и «тайное следствие» о том, что было и что есть на Руси. И по глубине и правде этого «следствия» – поистине «страшно впасть в руки Репина». Страшно для живого человека подпасть под кисть его.
Картину «17 октября» надо сопоставлять с «Мундирной Россией». Это знаменитый «Государственный Совет»... Одна другую поясняет!.. И как русская история становится понятна в этом сопоставлении!»
(1913 г.)