Байк, Мекс был не только физиком. Вот, прислал мне однажды свой рассказ, то, что занимало его в то время.
Если интересно узнать, что за человек был Мекс — прочитай. Это один из кирпичиков, из которых был сделан наш Профессор.
► Показать
АЗЪ ЕСМЬ
“Я существую, но это ещё не факт"
(Наблюдение неизвестного философа)
“Есть Бог? Нету Бога? - ну, будем здоровы"
(Пан Козлевич, “Золотой теленок”)
Глава 1
Петр Андреевич Овечкин (физик-теоретик, 27-ми лет отроду, нет ... , нет ..., не состоял ..., не участвовал ...,
не был ...), -- проснулся от резкой головной боли. Было темно.
- Здравствуй, это Мы.
Голос шёл непонятно откуда. Петр Андреевич обалдело потряс головой, прогоняя остатки сна:
- Кто здесь?
- Бог, - произнес Голос.
- Какой ещё Бог? - испугался Петр Андреевич.
- Ты, Господи, - с готовностью ответил Голос.
“Все”,-- тоскливо подумал Петр Андреевич, “допрыгался”
- Не суетись, все нормально. Мы - информационное поле предыдущего Бога, находимся у тебя в подсознании. И не придуривайся - ты прекрасно понимаешь, что находишься в здравом уме, - сказал Голос.
- А почему вы, собственно, разговариваете со мной таким панибратским тоном? - возмутился вдруг Петр Андреевич.
- Это не Мы, это твоё подсознание выбрало такой тон, чтобы ты не испытал шока. Такое иногда бывает.
- Что бывает? Я ничего не понимаю. Черт побери, кто вы такие?!
- Мы уже объяснили: информационное поле Бога, то есть, твоё теперь. Прошлый Бог ушел, мы выбрали тебя, потому что твоё ментальное тело наиболее адекватно. Сейчас ты Нас пока не ощущаешь, так как твои сознание и подсознание разделены. Процесс адаптации займет 3-4 недели, а потом все придет в норму. Кстати, многими возможностями Бога, по крайней мере в области материального, ты уже обладаешь.
- Вот даже как? Кстати, а почему вы называете себя “Мы”? - Овечкин лихорадочно пытался понять, что с ним происходит.
- Потому что “Я” - это личность, а Мы не являемся личностью, а как-нибудь себя называть надо.
“Нелепость какая-то” - подумал Петр Андреевич.
- Это правда, - с ударением и, как показалось Овечкину, устало произнес Голос, - для проверки сотвори какое-нибудь чудо. Например, скажи: “Да будет свет”. Впрочем, можешь сделать и что-нибудь более грандиозное.
- Да будет свет, - машинально повторил Петр Андреевич.
В комнате стало светло как днём, хотя лампочка не горела.
- Н-н-не надо! - испугано выкрикнул он, и свет тут же погас.
- Ну что, убедился? - спросил Голос.
Петр Андреевич промолчал.
“В конце концов, я ученый. Есть некое явление, и я должен его исследовать”, - подумал он.
- Наконец-то, - с видимым облегчением произнес Голос.
- И что, я ещё что-нибудь могу? - спросил Петр Андреевич.
- Ты можешь все, ибо Бог - это бесконечный произвол, а Бог - ты еси.
- Аз есмь? И что же мне теперь делать? - саркастически хмыкнул Петр Андреевич.
- Откуда Мы знаем? Ты Бог - тебе видней.
“Однако, это становится забавным. Никогда не думал, что сумасшествие так интересно”.
- Господи, и как этакому идиоту досталось такое ментальное тело! Воистину, пути Господни неисповедимы! -
немедленно отозвался Голос.
- Прекратите, наконец, хамить. Я вам не мальчишка!
- Возмущайся своим подсознанием, а не Нами. Мы здесь не причем. Предыдущий Бог, кстати, был куда оперативнее.
- Что вы мне все толкуете о каком-то “предыдущем” Боге? Кто он такой?
- Творец, естественно. Демиург. Бывший, - ответил Голос.
- А что с ним произошло?
- Мы же говорили, он ушел.
- Куда?
- Тебе виднее, ты же - Бог, сущность неизреченная.
- Опять двадцать пять, - раздраженно сказал Петр Андреевич. - Заладили, “тебе виднее - тебе виднее”. Ничего я не вижу!
- Скоро увидишь.
- Подождите, давайте по порядку. Итак, вы утверждаете, что был ещё какой-то там Бог, - Петр Андреевич пытался собраться с мыслями.
- Да, Бог был, есть и пребудет вовеки. Аминь.
- Постоите, вы говорите “был”, а я кто? - спросил Петр Андреевич и тут же подумал: “А ты - грузин”.
- Ну, вот видишь, чувство юмора у тебя осталось. Значит шока, очевидно, не будет. Обошлось, - сказал Голос.
“Ага”, вспомнил вдруг Петр Андреевич, “сейчас я вам покажу”.
- Значит, вы утверждаете, что я - Бог?
- Бог.
- Всемогущий?
- Всемогущий, - подтвердил Голос.
- Значит я могу создать камень, который сам же не буду в состоянии поднять?
- Можешь.
- Значит, я не всемогущий!
- Всемогущий, - стоял на своем Голос. - И всезнающий, а ещё и вездесущий, вдобавок.
- Ладно, я вижу, нам не выбраться из этого тупика. Поставим вопрос по-другому: если я всезнающий, почему я не понимаю этот парадокс?
- Потому что “всезнающий” не есть “всепонимающий”, каковым ты, безусловно, станешь через 3 или 4 недели. Мы же тебе говорили, что ты обладаешь пока только лишь всеми материальными возможностиами Бога, но не духовными.
- Ладно, подождем, - согласился Овечкин.
- Я бессмертен? - спросил он.
- Естественно, - ответил Голос.
- Другими словами, вечен?
- Безусловно.
- То есть, я не только “буду”, но и “был” всегда?
- Конечно. Это “всегда” началось несколько минут назад.
- Понимание этого логического выверта, надо понимать, тоже из области духовных возможностей?
- Оттуда.
- Ладно, продолжим - спать я, все равно, уже не буду. - сказал Петр Андреевич.
- Ты больше НИКОГДА не будешь спать, - отозвался Голос, делая ударение на слове “никогда”.
- Это ещё почему?
- Ты в этом больше не нуждаешься как, впрочем, и во всем остальном, что можно назвать материальным - одежде, еде, сексе, естественных отправлениях и так далее.
- Насчёт секса я не уверен. Сейчас вот, например, я ...
- Остаточный рефлекс, - перебил его Голос. - Впрочем, все эти желания ты можешь в себе и вызывать, и подавлять. Мы имели в виду твои объективные потребности.
“Дела...", подумал Петр Андреевич.
- Я, все-таки, хочу разобраться с предыдущем Богом, - сказал он. - Я полагаю, их могло быть несколько, так сказать, поколений? Если это так, то у меня вопрос: А как возник первый Бог, если таковой существовал?
- Он и сейчас существует. Ты же его и создал.
- То есть, как это?
- Очень просто. Ты - Творец? Ты и сотворил.
- Подождите, мне из нашего разговора показалось, что, вроде бы, я Им сотворен, или кем-то там ещё из предыдущих.
- Правильно, так оно и было. А теперь - наоборот, - ответил Голос.
- Ага, - догадался Овечкин. - Понимание этого факта тоже в области духовных возможностей, которых у меня пока нет.
- Войстину, так, - сказал Голос.
Овечкину вдруг ясно представилось решение задачи, над которой он бился уже несколько недель. Преобразование, которое сейчас ярко высветилось в мозгу, позволяло свести все к достаточно простой и, одновременно, нетривиальной модели.
- Ты вовсе не решил задачу, - прервал его размышления Голос. - Ты просто сейчас переделал Вселенную так, чтобы она соответствовала этому твоему, так сказать, “решению”. Действительно решить эту задачу ты смог бы
через 3-4 недели, хотя это уже не будет иметь смысла - Вселенная уже не такая. Собственно, теперь никакие решения подобных задач для тебя не имеют смысла.
“Это уже что-то нехорошее”, подумал Петр Андреевич. Неясное предчувствие кольныло его.
- Не расстраивайся, - успокаивающе произнес Голос, - проблемы, которые встанут перед тобой, куда интересней.
- Слушайте, если я Бог, то, может быть, вы - Сатана?
- Не болтай глупости.
Глава 2
- Ну хорошо. А вы, лично вы, что видели? - спросил следователь городской прокуратуры Храпов следующего свидетеля, дворника дома номер 17 Шишкодремова Анатолия Евстафиевича или, как его звали жильцы, Шишкоголика.
- Ну что, да вроде все то же самое, начальник, разве что, ... - Шишкоголик замялся.
- Ну, смелее, смелее, - подбодрил его следователь.
- Ну, это, когда все побежали вниз, я чинил форточку на лестничной площадке, ну и задержался – хотел быстрее закончить, так как по телеку вот-вот должен был начаться матч. Ну бегут себе и бегут, мало ли, думаю, чего бегут. Может демонстрация какая, сейчас много демонстраций, или новоруса какого-нибудь кокнули, посмотреть. Ну вот, пробежали они, а потом как-то, вдруг, тихо стало, нехорошо как-то. Тишина, в общем, какая-то нехорошая, неправильная. Я такой тишины сроду не слыхал. Ну, я тоже решил взглиануть, что случилось, а тут дверь 19-ый квартиры раскрувается, и выходит Петька Овечкин, я его вот таким мальцом знал. Тихии такой был мальчик, все с книжками, с книжками, вежливый такой. Ну, я, значит, и говорю, здравствуй, мол, Петька, тоже, мол, вниз бежишь, спрашиваю. А он не отвечает. И смотрит, странно как-то смотрит. И тут, мать честная, вижу, что он весь прозрачный, ну как есть насквозь. Ну, вроде как стекляный, что ли. И ко мне идет. Петька, говорю, ты что это, говорю. А он молчит, только поверх меня смотрит. Ну, тут я не выдержал и дал
деру. Ну а на улице то же, что и все видел.
- Ну, а потом?
- А что потом? Ну, когда все это кончилось, я говорю, на улице, я наверх пошёл форточку дочинить, свет-то во всем доме перегорел после этого, телек уже не посмотришь. Ну, поднимаюсь я, значит, на этот самый этаж, а там - Петька. Лежит у двери. Мертвый. И не прозрачный вовсе. Нормальный.
- А почему вы решили, что он мертвый?
- А чего там решать - глаза, рот раскрыты, не дышит, язык вывалился, вроде как удавил кто его. Ну, я, это, бегом звонить в телефон-автомат, скорую, там, вызвать, милицю, то да не...
- Ну, ладно, вы свободны.
- Всегда рад помочь, начальник. Да и мужик был хороший, Петька-то, жалко его. А что, - Шишкоголик приблизил своё лицо к следователию, и тот поморщился от перегара, исходившего от работника метлы, - правду болтают,
что это он, как его, пришелец?
- Разбираемся, господин Шишкодремов. Если понадобитесь, мы вас вызовем.
Распростившись с дворником, следователь пригласил последнего свидетеля, уже давно нервно прохаживающегосия в коридоре. Это был полный лысоватый мужчина, главный прозектор губернского морга Николай Александрович Макаровский. Поздоровавшись, Храпов предложил ему присесть.
- Собственно, я уже давал показания следователию из милиции, - сразу же начал Макаровский, - и вряд ли смогу добавить что-нибудь новое.
- Да, результаты вскрытия нам известны и, по документам, сомнении не вызывают. Но мне бы хотелось уточнить некоторые детали. Вскрытие производили лично вы?
- Да.
- Можете немножко более подробно охарактеризовать состояние трупа?
- Почему же не могу? Состояние было ужасающее. Ни о какой ошибке, в смысле констатаций смерти, не могло быть и речи. Наличие трупных пятен, да и, вообще, вид внутренностей...
- Уточните, пожалуйста.
- Ну, понимаете, сплошное кровавое мессиво... Такое бывает, когда человек падает с очень большой высоты, метров 100-150.
- А когда произошёл инцидент, вы где находились?
- Я в коридоре звонил по телефону, предупреждал домашних, что задержусь. А тут крик раздался, грохот... Я - туда. А там ... - руки Николая Александровича задрожали, - покойник стоит на столе, весь зеленый, прозрачный
какой-то. Санитар в истерике бьется, сестра без чувств, на полу. А он этак аккуратно спрыгивает и - к вытяжному шкафу. Я весь оцепенел, руки-ноги не шевелятся. А он ручкой этак сделал, прощайте, мол, и пропал.
- В каком смысле пропал?
- А вот так. Испарился. Был человек, то есть труп, или что он там ещё, и нету. В общем, все это видеть надо было, господин следователь, почувствовать!
Задав ещё несколько вопросов и, наконец, отпустив Макаровского, Храпов некоторое время сидел, уставившись на клавиши компьютера. В этот момент зазвонил телефон. Храпов взял трубку.
- Храпов? - раздалось в аппарате.
- Я, Михал Михалыч.
- Ну, как там с твоим массовым психозом? Есть какое-нибудь продвижение? Мне тут уже из Москвы звонили, интересовались, что там у нас происходит. В западной прессе уже материалы появились. Овечкина этого, гипнотизера твоего, задержали уже? Ладно, не отвечай, сам знаю, что нет. Плохо работаем!
- Михал Михалыч...
- Що “Михал Михалыч”! - возмущенно пролаяла трубка. - 268 человек в тяжелейшем состоянии доставлены в больницу. А преступник гуляет на свободе! В институте, где он работал, 13 человек с ума сошли, ученые, доктора
наук, между прочим, а один, с мировым именем - лауреат и всякое такое! Кстати, - уже более спокойно проскрипела трубка, - ты наведайся туда, ФСБ там уже было, но неплохо бы и нам. Там ещё что-то странное произошло, а это вполне может быть связано с Овечкиным. По нашим сведениям, города он не покидал. Тебе сейчас весь горотдел подчинен в оперативном порядке, так что ты мне этого факира-гипнотизера добудь, А иначе не сносить нам с тобой головы, причем тебе - в первую очередь.
- Михал Михалыч, я все понимаю, гипноз гипнозом, а кровь-то на простынях после вскрытия осталась - настоящая! Мало того - совпадает с группой Овечкина - он донор, и его данные есть в картотеке.
- Да-а, ситуация... Ладно, трудись, утром позвонишь.
Глава 3
- У тебя очень богатое воображение, - сказал Голос. - Да ещё при твоем буйном подсознании. Кстати, все, что ты так художественно придумал со следователем произошло на самом деле за последние 6 дней.
- Каких 6 дней? Что вы такое несете?
- Ты ещё не конечный Бог, поэтому не управляешь своими поступками. А созданный твоим могучим воображением следователь Храпов и его грозный начальник уже несколько дней реально существуют. Как, впрочем, и остальные персонажи. По твоему делу ведется следствие. Можешь выйти и убедиться,
что квартира опечатана. Тебе, наверное, интересно будет узнать, что все остальные атрибуты Храпова, как-то - родственники, предки, связи - все это уже есть и, главное, было. Это уже твоё подсознание любезно достроило.
- Та-ак..., - мысленно покрывшись холодным потом, Петр Андреевич, вдруг, понял, что все это правда. Это было все настолько дико и неправдоподобно, что не могло быть ничем кроме правды.
- И часто моё подсознание будет проделывать такие штуки? - ошеломленно спросил Овечкин, убедившись, что его квартира действительно опечатана.
- Тут Мы ничего определенного сказать не можем. Это процесс адаптации. А адаптация - это дело твоего сознания и подсознания. Мы на это не влияем, - ответил Голос.
- А что будет с теми, с пострадавшими? - спросил Петр Андреевич.
- Вопрос, вообще-то, некорректен, но тебе прощается - ты, ведь, ещё не адаптировался. Потом все твои сомнения покажутся тебе смешными.
- Откуда вы знаете?
- Опыт подсказывает. Практика. А как ты изволил когда-то выразится , практика - критерии исины.
- Это, вообще-то, не я сказал.
- Это сказал именно ты. Мы тебе уже объясняли.
Помолчав некоторое время, Овечкин произнес:
- Из всеи этой истории меня больше всего удивляет, почему я до сих пор не сошёл с ума... – смутное ощущение чего-то непоправимого не покидало Овечкина.
- Послушайте, - сказал Петр Андреевич, - я, ведь, всегда был материалистом, убежденным причем ...
- А что тебе мешает оставаться им и теперь? Представь себе, что ты - некая форма существования материи, данная тебе в ощущениях - и все станет на свои места.
- А как быть с “независимостю от моего сознания”? - спросил Овечклин.
- А кто тебе сказал, что ТО определение материи верно?
- Но ведь оно логично!
- В твоем мире логика никакой роли уже не играет.
- Интересно, а могу ли я себя уничтожить?
- Этот вопрос подобен вопросу о камне, - ответил Голос.
- А уйти я смогу?
- Сможешь. Когда адаптируешься.
- И все-таки, почему ушли те, предыдущие?
- Я тебе советую не задавать сейчас вопросы, касающиесия твоей духовной сущности. Сейчас мои ответы на них ты не поимешь. А после адаптации твои вопросы покажутся тебе тривиальными.
- Поскольку я, все-таки, ещё не адаптировался, ответьте мне: Вселенная бесконечна?
- Да.
- Как плоскость или как сфера?
- Во всех смыслах.
- А смогу ли я её понять?
- Ты это сделаешь в первые мгновения в своей ипостаси Бога.
- А что я буду делать потом?
- Понимать себя.
- И пойму?
- Вполне вероятно.
- А потом?
- А потом будешь понимать свою новую ипостась
- Какую такую новую?
- Этого мы уже не знаем. Ты сформируешь новое информационное поле.
- А зачем?
- Не знаем, но так все делали, - казалось, что Голос пожал плечами.
- Это и есть тот самый «уход»?
- Да.
- А почему вы раньше не объяснили мне, что такое уход. Ведь я спрашивал.
- Ты спрашивал “куда” и “почему”, а “что” спросил только сейчас.
- Так, значит, все эти предыдущие живы, то есть, существуют?
- В каком-то смысле - да. Хотя все это гораздо сложнее, и Мы этого не понимаем.
Овечкину, вдруг, показалось, что Голос хмыкнул.
- Давай перейдем на “ты”, - попросил Петр Андреевич.
- Давай, - равнодушно согласился Голос.
- Так вот, мне почему-то кажется, что ты говоришь неправду об этих уходах. Грубо говоря - вешаешь мне лапшу на уши.
- Разумеется, вешаю. Все эти уходы, предыдущие и прочая мистика - все это моя гипотеза, правда,
достаточно логичная. Естественно, что знать все это я не могу.
- Ты же говорил , что в моем мире логики нет.
- Войстину, так. А у меня есть. Правда, особая.
- Какая такая “особая”?
- Сейчас тебе не понять а потом ты будешь выше её.
- У меня есть вопрос, - сказал Петр Андреевич.
- Задавай, - сказал Голос, и Овечкину показалось, что тот опять пожал плечами.
- Вот кругом на Земле есть люди. У каждого своё индивидуальное сознание, своя личность. Как же быть с ними? Ведь...
- Да нет никаких личностей. Ты заглядывал кому-нибудь в душу? - перебил Голос.
- Нет, но я могу это сделать или, по крайней мере, смогу, когда адаптируюсь, ведь так?
- Но какая же это личность после твоего заглядывания? Это часть тебя. Ты же не будешь утверждать, что у отпечатанного на кинопленке Штирлица есть личность.
- Но, ведь, это - солипсизм!
- Называй это как угодно, - сказал Голос.
- Я, все-таки, сойду с ума ...
- Не сойдешь, - пообещал Голос.
И Петр Андреевич Овечкин, бывший физик-теоретик, 27-ми лет отроду (или сколько теперь их там у него?), да ..., да ... , состоял ... , участвовал неоднократно ..., был неоднократно ..., - замолчал. Он молчал 3
или, может быть, даже 4 недели. Хотя, какое это теперь имеет значение?
И было так....
И сказал Господь:
АЗЪ ЕСМЬ...
.