Простак писал(а):Он хочет регистрации, так что ну его нафиг.
После убийства Александра Захарченко шутка про Центральноевропейскую республику (по аналогии с Центральноафриканской) вполне резонно звучит по отношению к ДНР; когда человек погибает, ныряя в бассейн с крокодилами, интереснее выяснять, что он там делал и как туда попал, а не какой конкретно крокодил откусил ему голову. Любой заметный человек в ДНР (и ЛНР) – ну, не заведомый смертник, конечно, но, по крайней мере, человек из группы риска, жизнь которого не стоит примерно ничего. Над головой Александра Захарченко взорвалась не заминированная люстра, а сам воздух Донецкой республики, в химическом составе которого базовым элементом остается смерть.
Пространство управляемого хаоса между Россией и Украиной существует четыре с половиной года, это долго – гораздо дольше, чем, например, Донецко-криворожская республика, вдохновлявшая идеологов донбасского сепаратизма еще задолго до «русской весны», или чем Украинская народная республика. Даже если ДНР исчезнет сегодня, она уже будет состоявшимся проектом, как минимум на четыре года определившим жизнь сотен тысяч людей, и в истории Украины, и в истории России донбасский сепаратизм – факт, который уже навсегда. Даже если ДНР исчезнет сегодня.
Но с чего бы ей исчезать? Взаимная неприемлемость Донбасса для обоих заинтересованных государств делает его нынешнее положение гораздо более устойчивым, чем если бы Украина или Россия всерьез хотели воссоединения с этим кровоточащим обрубком. Наверное, настоящая стабильность тогда и начинается, когда становится ясно, что развязки не будет – ни хорошей, ни плохой, и так, как сейчас, будет всегда.
И это та причина, по которой одинаково неубедительны и слухи о скором украинском наступлении, и вечное ожидание битвы за Мариуполь, и оптимистические утечки по поводу того, что после убийства Захарченко кремлевские кураторы будут тщательнее курировать Донбасс и наведут в нем какой-то новый порядок – оснований даже подозревать, что порядок кому-то вообще нужен, нет никаких, а украинская предвыборная кампания скорее располагает именно к ожиданию и нагнетанию, чем к реальным битвам, чреватым, как все помнят, иловайскими котлами и прочими потенциально фатальными для Петра Порошенко вещами.
О Минских соглашениях сейчас чаще вспоминают только в контексте «ну теперь-то их точно никто не будет выполнять» – Вячеслав Володин говорил так после убийства Захарченко, Сергей Лавров – в связи с украинскими выборами, но причина не имеет значения. Невыполняемые Минские соглашения – тоже элемент мрачноватой донецкой стабильности, и угроза отказа от них скорее служит источником их прочности, потому что любая замена им почти гарантированно окажется неприемлемой и для России, и для Украины. Сейчас по российскому телевидению показывают официальных лиц ДНР, которым предстоит общаться с представителями официального Киева в контактной группе, и их спрашивают, как же вы будете разговаривать после убийства Захарченко – а они пожимают плечами и говорят, что нормально будут общаться, потому что иначе нельзя.
Донецкую стабильность уже стоит считать тем внутрироссийским фактором, который по мере надобности можно доставать из чулана, а потом складывать обратно. Мера надобности при этом может быть любой – и внешнеполитической, когда на очередном витке споров с Западом Москве потребуется показательный пример открытого противостояния (пропагандистский образ Америки, напрямую управляющей Киевом, так или иначе отражает реальное представления Москвы и лично Владимира Путина о том, как устроена нынешняя Украина), и даже социальной, когда и если потребуется перебить очередное недовольство хотя бы пенсионной реформой. В промежутках между обострениями Донбасс, как и раньше, будет исчезать из поля зрения россиян – ну разве что Захар Прилепин снова захочет попробовать себя в роли донецкого офицера, и его в связи с этим покажут по телевизору.
Донецкая стабильность – все-таки не совсем ад. Донецкая стабильность – это отсутствие голода, четыре сносно прожитых отопительных сезона, зарплаты бюджетникам, работающие школы и больницы, то есть человеческая жизнь, обеспечиваемая ровно в тех пределах, которые позволяют избежать гуманитарной катастрофы. То, что продолжается четыре года, может продолжаться и сорок лет, и сколько угодно. Все мечты 2014 года по факту свелись к удовлетворению минимальных бытовых потребностей. Бывшим энтузиастам «русской весны» давно не на что надеяться – даже не самый безоблачный опыт Крыма выглядит для них недосягаемой фантастикой. Разрушить нынешнюю неприятную стабильность может, пожалуй, только большой катаклизм, который вынудит Россию вспомнить о тех авансах и надеждах, которые она раздавала юго-востоку Украины четыре с половиной года назад. Каким может быть этот катаклизм – ну вот сейчас, когда спор об автокефалии стал самым драматичным, можно фантазировать, что если на Украине начнутся драки за церкви и монастыри, и верх в этих драках станут брать люди, кричащие «Слава Украине», Путин посмотрит на это по телевизору, решит стать защитником святынь и пойдет на Киев, по дороге включив ДНР и ЛНР в состав России или наоборот, реинтегрировав их уже в новую, отвоеванную у «бандеровцев» Украину. Агрессивный, реваншистский и экспансионистский потенциал путинской России переоценен ее критиками. Надежду на перемену участи Донбассу может дать только тот эпизод российско-украинской многолетней драмы, который начнется не по инициативе России и будет болезненным для нее – каким был Евромайдан 2013–14 года.
Олег Кашин